ЗАДВИГ ПЕРЕД КОНЦОМ СВЕТА
Владимир Магарик
Сказка в 2 частях и 24 историях,
с балладами, куплетами и песнопениями
Иерусалим, 1995
Ч.1. ПЕРЕД КОНЦОМ СВЕТА В ЕВРОПЕ
Содержание:
Гл.1. Тироль
Гл.2. Громоноге
Гл.3. Джига
Гл.4. Жуть
Гл.5. Похищение
Гл.6. Пираты
Гл.7. Рассуждение о Потопе
Гл.8. Кальмар
Гл.9. Морж и лягушка
Гл.10. Пароход
Гл.11. Шалтай и Болтай
Гл.12. Роттердам
Гл.13. Тюльпаны
Гл.14. Советник Мельхиор
Гл.15. Снова в путь
Гл.1. Тироль
Задвиг, подросток ниоткуда и никуда, долговязый, носатый и нескладный, как Дон-Кихот, лежал на спине посреди поляны и глазел на облака. Поляна замыкалась столетними елями, и, казалось Задвигу, так было всегда.
В горном Тироле, где начинается наша история, нет ни комаров, ни прочей кусачей нечисти. Можно лечь на спину и сочинить песню, не хлопая себя через строку со всей силы по лбу.
Есть где-то край, благословенный сад
Предвечного. И долы там, и кручи.
В провале узком мечется гремучий
Поток. На склонах зреет виноград,
В садах – лимоны. Солнце жжёт. Туда
Возьми меня с собою навсегда!
Не поделить мне сердца пополам
Меж сном и днём, попутчиком – и другом,
Тоской и топью Севера – и Югом,
Стеснённым “здесъ” и безоглядным “там”.
Мне Юг был жаром юности. Туда
Возьми меня с собою навсегда!
Мой господин, волненьем небывалым
Я стеснена: вблизи, за перевалом
Под небом неизменно голубым
Среди садов синеет сладкий дым
Родных пенат, где ждут меня. Туда
Возьми меня с собою навсегда!
И правда: вблизи за Бреннерским перевалом, расстилается страна Флоренция, о которой, повидимому, и сложена эта песня.
Гл.2. Громоног
Если Задвиг одним своим видом наводил на мысли о Дон-Кихоте, то конь Задвига по имени Громоног был как бы Россинант и Санчо-Панса, слитые вместе. Громоног появлялся, как только возникала в нём нужда, и изчезал, едва его рассёдлывали.
Если нет у вас коня,
Или преданной собаки,
Или шустрого кота,
В крайнем случае – макаки,
То у вашего огня
Без его, четверонога,
Носа, чёса и хвоста
Скучно будет и убого.
Гл.3. Джига
Мы прогуляться вышли в бор.
В дуделку задудел бобёр.
На солнцепёке у ручья
Танцуют джигу два сыча
И два жердила журавля:
“ТРА-ЛЯ ЛЯ ЛЯ!”
Неподалёку, у мыска
В тени циклопа-маяка
Танцует берег и прибой,
Моряк танцует сам с собой,
Обнявши мачту корабля:
“ТРА-ЛЯ ЛЯ ЛЯ!”
Танцует Джим, танцует Джейн,
Танцует дерево и пень,
Танцуют горы и леса,
Моря и даже небеса,
И откликается Земля:
“ТРА-ЛЯ ЛЯ ЛЯ!”
– Что Вы видели во сне? Нет, ни слова, только вспоминайте!
Задвиг ошалело сел. Только что он слышал скачущую попевку джиги; лесная мелкота приплясывала парами вокруг Джима и Джейн; мачты шхуны (несомненно, пиратской) торчали из-за мыска, как заячьи уши из-за кочки. И вот, мига не прошло, как он оказался на тысячу миль восточнее и на три тысячи футов выше.
Рядом на корточках сидел незнакомый старичок, ростом мал и лицом тёмен точно бушмен. Однако, башмаки и все части одежды были подлинно тирольские, хотя и вышедшие из моды не менее двухсот лет тому назад.
– О, я понимаю Вас гораздо лучше, чем Вы сами себя! – незнакомый старичок тихо, но отчётливо выговаривал каждое слово: – Джига, заяц, намёк на пиратство – всё сходится! Вы меня слушаете? Душа моя, конечно, всецело принадлежит Ему…
Задвиг проследил за взглядом старичка и заметил тучку, повисшую песцом на плече горы Юнгфрау.
– …но чувствами я тут, очень-очень глубоко! – и старичок ткнул пальцем в муравейник.
Гл.4. Жуть
На Задвига нашёл как бы столбняк: все его мысли были остры как шпага, но язык перестал повиноваться. Задвиг только и мог, что кивать в знак внимания.
– Там, внизу НЕ-СПО-КОЙНО:
Умственным взором Задвиг вдруг проник под подошвы гор, где в сводчатых пустотах полчища гоблинов, освещаемые пламенем горнов и осыпаемые искрами, выковывают оружие. Против кого?
– Против тебя и меня. Против наших, – подсказал незнакомый старичок.
Задвиг обрёл дар речи:
– Жуть! И никто нам не поможет!
– Не хочу терять надежды! Хочу испытывать судьбу! Пробовать нелепости! Играть на тромбоне перед тюльпанами! Да, тромбон! Разве этот инструмент – не образец невообразимого?
– Хорошо, допустим. всегда готов, но почему я? Нынче, так получилось, одна Лизхен пригласила меня на хип-хоп.
– “Почему я?” Вам выпало! – кратко ответствовал старичок.
В тени опушки призраком возник силует Громонога.
– Ну вот, Громоног… Прощайте! Кто Вы, однако?
– Леший, кто ж ещё. Громоног, целься на Голландию, Гаагу, тромбон и тюльпаны. Два Г, затем два Т. ГОГОТАТЬ!
Гл.5. Похищение
Задвиг с Громоногом в поводу спускался круто вниз к широкому Рейну. Ветер застревал в макушках столетних сосен; снизу доносились гудки пароходов. Это был Шварцвальд, самое глухое его место. Задвигу пришёл на память стишок, который каждый должен был заучить наизусть в шестом классе:
В Шварцвальде, под пение вьюги,
Корявая дремлет сосна.
Ей снится, что где-то на Юге,
В саду голубином, одна,
Вздыхает красавица-пальма
Над зубчатой белой стеной:
Ей Север приснился печальный
С корявою старой сосной,
Которой под пение вьюги
Чудесный пригрезился сон,
О том, как на солнечном Юге
Под горлиц немолкнущий стон
Вздыхает красавица пальма
Над белой, как пена, стеной:
Ей Север приснился печальный
С корявою старой сосной…
Задвиг уже восьмой раз повторил про себя куплет про сосну, которой под пение вьюги чудесный пригрезился сон, как вдруг прямо над ухом раздался выстрел, а затем окрик: “Стой, стрелять буду!”
Злодеи в масках, по пистолету в каждой руке, стали выскакивать из чащи, палить отвесно вверх и впрыгивать назад, в можжевельник. И как они не поубивали друг друга?
Громоног дёрнулся (кто-то потянул его за повод) и ускакал. Задвига опутали сыромятью, как барана к стрижке, сунули в рогожный мешок и поволокли вниз, к Рейну.
Гл.6. Пираты
Задвиг почувствовал тычок в спину и мыкнул от боли.
– Дышит! Развязывай! – раздался громкий командирский бас.
Завиг, освобождённый от пут, потянулся. По телу забегали мурашки. Он стоял теперь на палубе шхуны. Паруса были свёрнуты. В тёмную воду спускалась якорная цепь. Солнце только что взошло над береговыми утёсами. Бриз едва шевелил на рее чёрно-жёлтый пиратский штандарт. По виду берега можно было предположить, что шхуна прячется во фьорде где-то в Норвегии.
Задвиг стоял в окружении трёх пиратов. Старший, – красная косынка, по серьге в ноздре и в ухе, – был и вправду капитаном.
– Объясняю, – сказал он командирским басом. – Начинаем новое дело. Экспорт-импорт двуногих.. С тебя и начнём. Пока светло, походи да погляди, как у нас стрёмно.
Снизу по-одному выбирались пираты. Было на что посмотреть! Все цвета радуги на всех частях тела и одежды! На многих были полурубахи с напечаткой “ЭТО Я!”
Днём работы не предвиделось, так как шхуна передвигалась по ночам. Поэтому в ход были пущены вобла и жестянки всех сортов. Задвигу вложили в в зубы самокур, а в руки гитару, и – йо-хо-хо! – пошло колесом пиратское веселье.
Гл.7. Рассуждение о Потопе
Пираты, каждый со всей силы, вопили “Ураган”:
Словно в бочке загремело.
Мглой окутались моря.
Капитан, белее мела,
Рубит якоря.
Отмороженный от качки
И упёртый,как бревно,
Он пускает чая пачки
На морское дно.
Моряки, сплотив ватагу,
Волокут живьём за борт
Безбилетника-бродягу,
Будто это чёрт!
Выкрикнув “Чёрт!”, они посуровели и замолчали.
– Так, наверное, выглядел всемирный потоп, – заметил пират, державший Задвига за пятку. Пленника сторожили посменно.
Пираты окутались клубами табачного дыма. Каждый продумывал свою идею до логического конца, а затем изрекал:
– Сильные мира сего устроились в каютах, а слабых мира сего согнали на шканцы в загонки.
– Откуда их выкидывали, как балласт, при первом признаке трюмной течи.
– Так они и пропали без следа, допотопные ящеры и до-люди.
– Интересно, кого будут выкидывать во время Страшного суда Уж я бы, конечно, прикинулся этаким барашком!
– Хватит! – рявкнул капитан, – На море есть чертовня и без этого. Слушайте!
Гл.8. Кальмар
Засверкало солнце,
Засветилось море,
Туча расфестонилась,
На смотрины словно.
Злобные акулы
С видом уголовным
Мчатся в Гонолулу
Будто волки в своре.
Среди пены млечной
С ветром в парном танце
В ленте подвенечной
Пляшет бригантина.
Вдруг из самой жижи,
Из морской пучины
Будто хобот рыжий
Тянется на шканцы.
Рулевой отважный,
Мавр из Занзибара,
Пикой абордажной
Поразил кальмара.
Превратил он пикой
Левый глаз в кровавый.
Но со львиным рыком
Спрут ударил справа.
С воплями воители
Въелись, будто клещи.
Волны, словно зрители,
Топчутся и плещут.
Две из них надулись,
Как на Катьке блузка.
Злобного моллюска
Утащили к чорту.
А несчастный кормчий
С кучею народа,
Не покаясь, в корче
С ним ушёл под воду.
На площадках порта
В запредельной муке
Вдовы неутешные
Простирают руки.
Эту жуть-историю,
На наклейку глядя
И паштет морковный,
Мне поведал дядя.
Замутнилось солнце,
Взволновалось море,
Туча засупонилась
Перед бучей словно.
Со словами “Перед бучей словно” капитан шагнул вперёд, ожидая рукоплесканий. Отовсюду, однако, доносился храп.
– Ну, вот! – протянул капитан. – У нас тут замок спящей красавицы
Сам он сел и привалился к мачте. Трубка выпала из разжатых пальцев, глаза оловянно выпучились, и храп капитана влился в общий поток горлового бульканья и сонных причитаний.
Сейчас или никогда! Задвиг осторожно высвободил пятку. Страж заулыбался, но не проснулся. Задвиг сыскал линь и спустился по нему в болтавшийся у борта ялик. Грёб он так плавно, что ни одна капля не шлёпнулась в воду с вёсел. Всё время, пока он был на виду у шхуны, сердце его колотилось так, будто он шёл под выстрелом. Добравшись до берега, Задвиг завёл ялик за выступ, сам распластался за валуном и с замиранием сердца принялся наблюдать.
Гл.9. Морж и лягушка
Через час побег был обнаружен. Опасаясь, что они выданы, пираты снялись с якоря и ушли. Задвиг остался в одиночестве на полоске песка между ледяной водой и мраком нависающиж скал. Вдруг послышались голоса:
“Глаза какие чёрные!
Как чудно ты поёшь
И скачешь как проворно!” –
Лягушке молвил морж,
Когда они гуляли
По змейкам на песке:
Головка в козьей шали,
Рука в его руке.
“Мигает каракатица
С воды тебе и мне,
Идём, зовёт, прокатимся,
Как черти, на волне!”
– Ах, нет! – поёт лягушка, –
Есть у меня дела:
Игрушки-финтифлюшки
Ещё не прирала!
“Пойдём со мной, красотка
В подводный мой покой
Отплясывать чечётку
С тюленем и треской.”
– Ах, нет! – поёт лягушка, –
Есть у меня дела:
Пампушки-завитушки
Ещё не испекла!
“В покое этом зала
На тыщу сорок мест.
Несутся подавалы
И бацает оркестр.”
– Ах, нет! – поёт лягушка, –
Есть у меня дела:
Соседка-хохотушка
Малышку родила!
“Омары и лангусты
По нотам голосят,
Как под морской капустой
Находят лягушат.”
– Ах, да! – поёт лягушка,
Хоть знает: быть беде,
И оба по макушку
Скрываются в воде.
– Стой! Стой! – завопил беглец. Морж изогнулся и глянул назад.
– Я – жертва пиратов! На мне ничего нет! Я умру от голода, холода и жажды!
– Что нибудь одно, – проворчал морж. – Брось-ка линь!
Задвиг прыгнул в ялик. Морж поймал моток на нос так ловко, как будто всю жизнь выступал в цирке.
– Жди меня, и я вернусь! – махнул он лягушке и нырнул головой в воду. Линь натянулся, ялик задрал нос и пошёл в открытое море среди брызг и пены.
Гл.10. Пароход
Сухогруз “Жемчужина Ейндховена” стоял на рейде в виду порта Бёрген и запускал главный дизель.
– Бедствие на море! Ялик по левому борту! – закричал вахтенный матрос в переговорную трубу. Капитан вышел на палубу и свесился с фальшборта.
– Итак? – спросил капитан.
– Я был схвачен пиратами, бежал, и вот я здесь!
– Догадываюсь, – сказал капитан. – Итак?
– Могу драить палубу, заваривать крепкий чай и поднимать якорь кабестаном.
– У меня электролебёдка, – сказал капитан. – Беру Вас, однако, юнгой до Роттердама.
Славное это было время, хотя Задвиг, правду сказать, падал с ног от усталости. С погодой, однако, повезло. Северное море умерило на неделю свой крутой нрав.
На волну глазами оцелота
Смотрят маяки.
Между ними корабли и флоты
Водят моряки.
Рулевому как сестра знакома
Рябь да пена;
проливая пот,
Словно коробейник в дом из дома,
Ходит пароход.
В глубине, вздыхающей у борта,
Не видна
Ни земля, занудная до чёрта,
Ни жена.
Родина тускнеет, чужестранка.
Если даже с ней невмоготу,
Для чего ж теснятся на стоянках
Корабли в порту?
И о чём, раскольники-бродяги
Из бродяг,
Семафорят вам из порта флаги,
Не пойму никак…
Из-за горизонта выплыли знаменитые маяки Роттердама.
Гл.11. Шалтай и Болтай
В порту выли полицейские сирены, пожарные машины выдвигали лестницы прямо в небо, конная полиция кричала “Осади!” улюлюкавшей толпе.
Шалтай сидел верхом на заборе,
Болтай – повыше, на башне с часами,
А снизу прыгали доги в своре
И лаяли разными голосами.
Ходили парой два старших сына
Графини-куры из Кохинхина,
Играя крупно в игру-везунью,
В чёт-нечет и в судьбу-глазунью.
Их невозможно было спутать:
Шалтая надо было кутать,
Болтаю – шубу и шарф потуже.
Шалтай был храбрый. (Болтай – не хуже).
Но если между собой менялись
Шалтай с Болтаем, тогда смеялись
Птенцы и курицы, коты и мыши,
Дворцы и улицы, полы и крыши.
Петух-отец терял амбицию
И вызывал в сердцах полицию
С тремя агентами и догов сворой,
Чтоб разобрать, какой который.
Близнецов сняли, и сержант повёл обоих через толпу к родителям.
– Подожди секундочку! – сказал Шалтай сержанту. – Глянь, какое чучело! Ты кто?
– Задвиг!
– А этот?
Задвиг обернулся. Громоног дышал ему в ухо.
Гл.12. Роттердам
В просторную Роттердамcкую гавань заходят корабли со всех морей и океанов от А до Я. Глядя на скопление мачт и вымпелов, не один роттердамский подросток решал, что жизнь бессмысленна вне пределов Мирового Океана.
В окне седые паруса,
И море под окном.
Зовёт их гордая краса
Покинуть отчий дом
И на скрипучем корабле
Однажды в месяц май
К чужой направиться земле,
Которой – сам узнай.
Там, за морскою пеленой
Средь многих языков
Распев забудется родной
И самый отчий кров.
Увижу берег: ледовит
И неприглядно лыс.
А рядом, в море, пальма: кит
Фонтан пускает ввысь.
Сверкает небо как стекло,
Во льдах – белым-бело.
А ночью солнце не зашло:
На горке прилегло.
Так, землю обойдя кругом,
Однажды майским днём
Шагну, как в гости, в отчий дом,
Где море под окном…
Громоног потянул Задвига за ворот, чтоб тот очнулся.
Голландия невелика. Если голландец говорит “близко”, это значит “в двух шагах”, а если “неподалёку”, это “за углом”. “Неблизкое” уже не Голландия, а заграница. Итак, Громоног с седоком в седле шагнул за городскую черту города Роттердама, свернул налево, затем направо и оказался в королевском парке стольного города Гаага.
Гл.13. Тюльпаны
– Здесь! – воскликнул Задвиг и спешился. Десятки, нет, сотни солнечно-алых тюльпанов выглядывали из муравы рядами и поодиночке.
Был полдень. Пеночки уже нащебетались с утра. Тромбон, будто подложенный нарочно, сверкал на садовой скамейке. Задвиг приложил ко рту мундштук просто ради пробы. Тромбон ожил, резковатые его звуки разнеслись по поляне и с эхом вернулись назад. И голос:
На лицо твоё смуглое гляну
И в лучистые звёзды-зрачки
И напьюсь, как из бездны, туману
Из отравленной этой реки.
От твоей стороны в отдаленьи,
В бытованьях разлуки навек
Будут губы смеятся оленьи,
Непутёвый в любви человек.
Меж дубов на секунду показалась нето белочка, нето девочка.
Один единственный домик стоял среди клумб на душистой лужайке, Растворилось окно, и оттуда выглянула старушка в плоёном чепце.
– Что за песня такая? Прежалостная! Неразделённая любовь. Говорят, каждая вторая любовь неразделённая. Это у счастливцев. У несчастных надо добавить одну четверть. У очень несчастных – ещё одну восьмую. И так далее.
Задвиг очнулся и поспешил положить тромбон на скамейку. Он дрожал. Тромбон не похож на гадюку, но впечатление осталось.
Занавески заколыхались за старушкой, скрывшейся в глубине комнаты. Камердинер в ярких пуговицах и зелёных бриджах, вышагивая, как аист, спустился с крыльца:
– Мадам хозяйка имеет честь пригласить молодого человека на чашку кофе.
– С ума сойти! Час всего со сходен, ни с кем незнаком, никому неизвестен, и тут…
– Перед Вами Королевская летняя дача, молодой человек. Моя хозяйка – матушка-королева. Нашей страны обычай говорит, что Её Величество как бы знакомо с каждым. Итак, юноша?
– Ага! Что-то начинается! – и Задвиг в три прыжка оказался внутри дома.
Гл.14. Советник Мельхиор
Не стану утомлять вас, друзья и дети мои, пересказом поначалу учтивой, а подконец оживлённой беседы между матушкой-королевой и её гостем. В результате был вызван советник Мельхиор
– С книгой! Не забудьте, пожалуйста, напомнить! Учёные мужи так забывчивы! И они правы. Не забыв старого, не найдёшь нового. Вы всё усвоили, месье камердинер? – с такими словами отослала камердинера матушка-королева.
Дверь распахнулась. В парике и в камзоле со звездой вошёл советник Мельхиор, неся подмышкой фолиант с застёжками.
Ещё чашечка голландского кофе (и не одна!), и, распутываясь или запутываясь, дело двинулось вперёд.
– Одно могу заявить твёрдо, молодой человек, – заключил г-н советник. – Затеяно нечто в расчёте на счастливый случай. А раз так, необходимо метнуть жребий.
– Вы умница, г-н советник! – воскликнула матушка королева, – У Вас золотая голова!
– Спасибо, Ваше Величество! Г-н Задвиг! Раскройте эту книгу наугад. А теперь читайте. Вслух.
– Мы Заяц и Шляпник. Мы – Бантик и Фетр.
Безумие – наш уважаемый мэтр.
– Я, Бантик, живу эксклюзивно, стихами.
Я их посвящаю заморской Нехаме.
– Я – Фетр, я не сказочник. Я – добродей,
Я делаю шляпы для добрых людей.
– Артист! На подмостках! В юпитерах! Франтом!
Единственным! Ухо завязано бантом!
– А я не Гораций. В труде одиноком
Не жажду оваций ни слухом, ни оком.
– И снова мы здесь за печеньем и чаем.
Мы время беседою обозначаем.
Камердинер наклонился, ято сменить кекс и обновить кофе. Задвиг выждал паузу и продолжал:
За мглой дождевою скрывается глаз
И ухо. На стрёме кабсдох Барабас.
Но не поспешая и не беспокоясь,
Продолжим свою несуразную повесть
В ней щебет без птицы, оскал без лица,
Ручей без водицы, водица без “ца”
Гл.15. Снова в путь
– Кто такие Бантик и Фетр? – спросил Задвиг советника Мельхиора.
– Два странных, э…, скажем, создания, которые родились и, э…, скажем, образовались на Арбате. Вы меня понимаете?
– Нет! – твёрдо ответил Задвиг.
– Какой милый молодой человек! – качнула чепцом матушка-королева, – Не стесняйтесь! Если б Вы сказали, что понимаете, я бы Вам не поверила.
– Вы очень добры, Ваше величество!
В Свете без взаимного раскланивания шагу не ступишь. Шаг левой ногой – поклон направо. Шаг правой ногой – поклон налево. Попробуйте.
– Что такое Арбат, место или заведение? –продолжал спрашивать Задвиг.
– Ага! – ответствовал советник. – Вы, стало быть, угадали,
что имелось ввиду под выражением “образовать себя”. Вы далеко шагнёте, молодой человек. Итак, Арбат – самое заметное место на карте российских чудачеств, за исключением царь-пушки, царь колокола и мавзолея Ленина.
– Брр! – сказали матушка-королева и Задвиг в один голос.
Задвиг встал и выглянул в окно: на виду стоял осёдланный Громоног.
Welcome to Vladimir Maharik's web site. 