МАША В ЛЕСУ

МАША В ЛЕСУ

Сказка

ВЛАДИМИРА МАГАРИКА

Иерусалим, 1995

СОДЕРЖАНИЕ

 

У ДЕДА С БАБОЙ

КАК НЕ ЗАБЛУДИТЬСЯ В ЛЕСУ

МАША СОБИРАЕТСЯ

МАРЬИНА ПОЛЯНА

ЧЁРНЫЙ ЛЕС

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

МЫШИ

ВЕДЬМА

УТРОМ

ВЕДЬМИНЫ ТРОЙНЯШКИ

ВОРОН

СКАЗ О КОЩЕЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗА О КОЩЕЕ

ОКОНЧАНИЕ СКАЗА О КОЩЕЕ

СЛЕПОЕ ПЯТНО

СТРАШНАЯ ПРАВДА

КОШКА МУРА И СКВОРЕЦ

РАЗГОВОР С ВЕДЬМОЙ

В ЗАПАДНЕ

ДЯДЯ ВАНЯ!

СНОВА ДОМА

У ДЕДА С БАБОЙ

 

Маша жила в деревне с дедом и бабой. Мать работала в городе, а домой наезжала редко даже летом.

 

Дед Афиноген Иванович ходил с палкой и в валенках круглый год, видел уже плохо, а потому всё больше сидел дома на лавке, читая газеты. Баба Анна Ивановна была помоложе деда, однако слышала уже плохо, и у неё болела спина. Поэтому с огородом управлялась Маша. Баба Анна готовила. Дед же Афиноген был главный.

 

В доме держали кошку. Звали её то Мурочка, то Мура, то Мурло, смотря кто и когда.

 

– Кис-кис, Мурочка, иди пить молоко! – звала по утрам кошку Маша.

 

– Ишь, Мурло! Опять со стола колбасу стянула! – ворчал дед Афиноген.

КАК НЕ ЗАБЛУДИТЬСЯ В ЛЕСУ

 

– Дед и баба, как не заблудиться в лесу? – спросила Маша.

 

– Ась? – переспросила баба Анна.

 

Дед же Афиноген ответил более обстоятельно:

 

– Туда, стало быть, иди всё время прямо вперёд. А обратно, стало быть, иди всё время назад. Далеко одна не ходи, а ходи с подругами, что постарше, и аукайтесь.

 

Кошка Мура подняла хвост, потёрлась головой о Машину лодыжку, и строго посмотрела, словно что-то хотела сказать. А сказать она хотела вот что:

 

“Ходить в лесу надо по солнцу. Если туда солнце было в спину, то назад будет в лоб, а если туда солнце было в ухо, то назад будет в другое.”

 

А если пасмурно, могут спросить добрые люди. На это у кошек нет ответа. Ведь сами они видят днём солнце, а ночью звёзды даже сквозь облака.

МАША СОБИРАЕТСЯ

 

– Дед и баба! – сказала Маша, когда управилась с огородом. – Я пойду по грибы на Марьину поляну.

 

– Ась? – сказала баба Анна.

 

– Смотри, уж не поздно ли, – сказал дед Афиноген. – Ежели что, не ходи домой, а иди уж насквозь к дядь-Ване.

 

Дядя Ваня был мамин младший брат. От Марьиной поляны до его дома, стоявшего на опушке, было рукой подать.

 

Маша положила в корзинку коржики с запечённым луком, завёрнутые в полотенце. А кошка Мура подняла хвост и потёрлась головой о Машину лодыжку, словно что-то хотела сказать.

 

– Что ты, Мурочка? – спросила Маша. Но кошка только строго на неё посмотрела.

МАРЬИНА ПОЛЯНА

 

На Марьиной поляне давным-давно жила Машина прабабка Марья. Но дом однажды спалила молния, и его не стали отстраивать заново. Место такое/.

 

На Марьиной поляне росла малина слаще мёду и крупней голубиного яйца. А за поляною вглубь в Чёрного леса росли, будто бы, боровики со шляпкою с тарелку: Маша там ни разу не была. Туда-то она и направилась сегодня.

 

Пока Маша шла тропинкой на Марьину поляну, отовсюду выглядывали красные шапочки подосиновиков и чёрно-зелёные моховиков: берите-мол нас! Но Маша берегла корзинку на потом.

 

Вот и поляна: битый кирпич фундамента и заросли крапивы с малиной. Как не полакомиться! Вдруг выскочил заяц и остановился так близко, что стали видны розовые глазки.

 

Скачет заяц проворный:

– Стой-постой, не обижу!

– Нет, в дупле кто-то чёрный,

А в кустах кто-то рыжий!

 

Заяц шевельнул ухом: хотел, видно, что-то сказать, а потом раздумал. Он скакнул вбок и изчез, словно и не было. А Маша подхватила корзинку и вошла в Чёрный Лес.

ЧЁРНЫЙ ЛЕС

 

Маша шла и дивилась: ели высились до неба, а внизу сплошь лежала хвоя и рос редкий папортник. Стало сумрачно, как под вечер. Глядь, один большущий боровик стоит между стволами, как солдат на часах в будке, а там другой, третий, четвёртый. Маша ходила от гриба к грибу, а те становились всё крупнее, будто росли на глазах. Маша наполнила корзину, но потом выбросила всё прежнее и стала брать лишь особенно крупные.

 

Стало вдруг совсем сумрачно и тихо. Подобрался вечер, Маша и не заметила как.

 

Маше стало чуточку жутко, но она крепилась. На её счастье попалась ей тропка, еле заметная на хвое, и она пошла вперёд. Ели становились выше, стволы – чернее и толще, и в самой чёрной глуши открылась Маше круглая полянка, посреди полянки – избушла об одно окно, и в окне желтел неяркий огонёк.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

 

– Входи, входи, уж заждались! – ответил на Машин стук низкий женский голос. Маша вошла.

 

– Садись на лавку и не разговаривай.

 

Маша села, где было велено, и стала присматриваться. И жутко ей было, и любопытно. На столе горела одна свеча: это её текучий свет был виден сквозь окно снаружи. Когда глаза попривыкли, Маша различила печь и рублёные стены. У глухой стены были подвешены к потолочным крюкам три люльки. На табурете спиной к Маше сидела женщина; чёрные волосы её вились и были спущены на спину. Тихо-тихо, скорей нытьём, чем голосом, пела она колыбельную и поочерёдно подталкивала колыбельки.

 

На закате дыма клок

Как на шубе лисий бок.

 

Солнце село – огнь в золе.

За оградой на ветле

 

Ворон ворогом сидит,

Глазом каменным глядит,

 

Видит, что ли, в темноте?

Нет, глаза его не те.

 

Месяц на небе высок.

На него зевает волк.

 

Пасть у серого — пила,

Что у плотника была.

 

Странная песня. Страшная. Маша вздрогнула, зажмурила глаза и заткнула уши, чтоб ничего не слышать и не представлять.

МЫШИ

 

– Ну вот, угомонились бесовочки! Теперь уж до утра пушкой не разбудишь, – сказала женщина и перенесла табурет к столу.

 

– Тебя ведь Машей зовут, – сказала женщина.

 

– Да! – Маша очнулась и ответила едва слышно. Её пробрал озноб, и она не смела поднять глаз.

 

– Ломишься по лесу, как медведь!

 

– Да! – ответила Маша еле слышно. Ей-то казалось, что она двигалась по хвое легче перепёлки.

 

– Сороки раскричались: Маша идёт, Маша идёт!

 

– Да! – тихо сказала Маша. Сороки и впрямь тогда стрекотали, но о чём, ей было невдомёк.

 

– Скажи-ка слышно тебе, как мыши между собой толкуют, – сказала женщина, и в полной тишине Маша услыхала идущий из подпола тонюсенький голосок:

 

– Ти-ти-ти, мама, у нас гости! – и другой голос, чуть пониже тоном, ответил:

 

– Это Маша, деда Афиногена внучка. Шш, малыш, а то кото-нибудь недобрый услышит!

ВЕДЬМА

 

– Ну, погляди на меня, не умрёшь! – сказала женшина.

 

Маша поглядела и увидела длинное смуглое лицо, высокий лоб и изогнутые губы. “Цыганка”, подумала Маша.

 

– Не цыганка и не ведьма, однако, того-другого пополам, – сказала женщина. – Тебя вот Машей зовут, а моего имени знать нельзя. Зови меня сударыня. Поняла? Скажи: “Да, сударыня!”

 

– Да, сударыня! – тихо сказала Маша.

 

– Вот и хорошо! Меня ты можешь не бояться, – продолжала женщина, – ведать я ведаю, а колдовать не могу. И помела у меня нет. Ну, ты мне веришь?

 

– Да, сударыня! – тихо сказала Маша.

 

Во внезапной тишине раздался тонюсенький голосок, идущии из подполья: “Не верь!”

 

– Ш-ш-ш! – сказала женщина. В подполье отозвалось “Ш-ш-ш!”, зашуршало, пискнуло и смолкло.

 

– Ну вот! – сказала женщина Маша посмотрела ей прямо в глаза и поняла, что перед нею сидит – ведьма, колдунья, – а та с того самого откровенного мига перестала читать Машины мысли.

УТРОМ

 

– Поешь похлёбки, и спать, – сказала ведьма, пододвигая Маше миску с ложкой.

 

– Утром займёшься делом, а после обеда отпущу тебя домой. Я сама выведу тебя на дорогу.

 

Еле-еле доела Маша похлёбку, так она устала; не помня себя, добралась до лежанки и заснула, как в погреб провалилась.

 

Проснулась Маша, как всегда на заре. За окном ссорились между собой две пеночки.

 

– Тише, ты! – сказала одна другой. – А то и с тобой случится, как вчера с мышонком.

 

“Что с ним случилось?” – подумала Маша со страхом, а пеночки – фырр – улетели.

 

Маша вскочила и натянула на себя платье. Ведьмы не было: уже ушла неведомо куда. А из трёх колыбелек выглянули три рыженькие, будто кукольные, головки с косичками.

ВЕДЬМИНЫ ТРОЙНЯШКИ

 

Все три девчонки – стук, стук, стук – попрыгали на пол и уселись , подогнув ноги.

 

– Ты – Маша! А мы – ведьмины тройняшки! Смотри, какие одинаковые! Спорим, не различить!

 

Не стоило даже пытаться. Даже платьица были одно в одно.

 

– Не пытайся угадать, как кого зовут! Мы меняемся!

 

– А как зовёт вас мама?

 

– Мама-ведьма зовёт нас бесовочками.

 

Девчонки разбежались по углам и стали перебегать одна на место другой. Замелькали рыжие косички и зелёные платьица, и у Маши закружилась голова. Она распахнула дверь, чтоб впустить холодного воздуха

 

Девчонки – “Гулять!” – выскочили наружу и – раз-два-три — повисли на ветках, как мартышки. Прежняя их игра в пятнашки возобновилась уже на нижних ветвях дубов, обступивших поляну.

ВОРОН

 

– Стойте! – закричала Маша – Я так не могу!

 

Девчонки мигом собрались над Машиной головой и приставил ладошки к ушам, как лопухи.

 

– Договариваться! – закричали все трое вразнобой.

 

Девчонки, хоть и были бесовочки, но не бесы. же . Стоило попробовать договориться.

 

 

– Не убегайте! А то я сама от вас убегу, – сказал Маша, задирая голову.

 

– Мы не убежим! И ты тоже!

 

Девочки говороли то вперебой, то по очереди.

 

— Почему ж?

 

— Из-за ворона.

 

– Карр! – раздалось сверху. На еловом суку повыше тройняшек сидел чёрный, как сатана, ворон.

 

– Я пробовала, но ворон ловил меня за платье!

 

– И меня!

 

— И меня!

 

– Ну, меня-то он не поднимет! – сказала Маша.

 

– Карр! Тебе я просто выклюю глаза!

 

Маша перевела глаза, чтоб получше рассмотреть ворона. Ворон ответил ей каменным взглядом.

СКАЗ О КОЩЕЕ

 

– Цыц! – раздался низкий ведьмин голос. Сама она неведомо как очутилась посреди поляны.

 

Тройняшки стрелой метнулись в избу, Маша за ними, а ведьма, вошедши, затворила дверь. Ведьма рассыпала по мискам крупную, с голубиное яйцо, малину, и жестом пригласила всех отведать. – Не стой, как сирота, — отдельно сказала она Маше.

 

– А теперь – по местам. Будем слушать сказ о Кощее.

 

Маша забралась на лежанку, а девчонки расселись по колыбелькам и упёрли колени в подбородки . Ведьма же завела протяжно и таинственно:

 

В сказе сказано стародавнем:

Над студёной рекою, в укроме,

За стеною косой бела-камня

Новодвор и дубовы хоромы.

 

Кочет сиднем сидит себе на крыше

При дурной, при вёдрой ли погоде.

Ветер перья червлёные колышет

Часовые с берданами ходят.

 

– Карр! – раздалось снаружи. Видимо, ворон не улетел, а слушал, и куплет про петуха-стражника сильно ему понравился.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗА О КОЩЕЕ

 

Ведьма же продолжала полуголосом:

 

Дымом дышат высокие трубы.

Бьют по записи в колокол медный.

Там-то скрылся Кощей желтогубый,

Бают дедовы деды – Бессмертный.

 

Бор кругом обомшелый рокочет.

Понизь в поросли скрылась в еловой.

Подходить надо гостю не к ночи,

Без коня, под заветное слово.

 

Под заветое слогово тропка

Открывается вглубь среди бора.

Проходить надо гостю торопко,

Но без цоканья иль разговора.

 

– Ну, вот и задремали бесовочки, – сказала ведьма, не меняя тона.

 

– Дед Афиноген сказывал про Кощея, – сонно проговорила Маша.– У него душа, будто, запрятана в медный ларец.

 

– Да, знаешь ты правду, да не всю. На всякую правду есть вся-правда, ещё есть страшная правда, и есть правда-в-глаза, та страшней всего. Ладно, слушай, что сказывают про Кощееву душу.

ОКОНЧАНИЕ СКАЗА О КОЩЕЕ

 

Жизнь Кощеева в коробце медном

У морского царя в закладе.

Сторожит её стража несметная,

Чудь на чудище, гад на гаде,

 

Топят скопом смолёные чёлны.

Воем воют моряцкие жёны.

Ходят поверху буйные волны,

Будто в поле гривастые кони.

 

Когда Маша вдруг очнулась, на столе горела свеча. Выходит, она проспала от полудня до вечера.

 

– Как же теперь домой? – испуганно спросила Маша.

 

– Ты проспала, Маша, – сказала ведьма. – Завтра попробуем всё сначала.

СЛЕПОЕ ПЯТНО

 

На другое утро всё началось, как накануне. Ворон засел нaверху, а ведьмины тройняшки устроили на деревьях свою бесовскую чертовню. Маша до того устала задирать голову и замирать в испуге, что в конце концов опустилась на траву, закрыв глаза и заткнув уши.

 

Кто-то дёрнул её за подол. Маша открыла глаза и разняла руки. Все три бесовочки уселись напротив.

 

– Слушай, Маша! – заговорили они то наперебой, то по очереди. – Мы тебя любим, хоть ты не рыжая. В этом-то и есть твоя беда!

 

– В чём беда? – не поняла Маша.

 

– Что ты не рыжая! – тройняшки затрясли косичками, показывая, что ни единого светлого или тёмного волоса нет в их морковной шевелюре.

 

– У каждой ведьмы есть своё СЛЕПОЕ ПЯТНО на колдовство, – важно объявили тройняшки.

 

– То есть как? – удивилась Маша.

 

– Взять маму-ведьму. У неё слепое пятно на всё рыжее. Лисиц, например, и рыжих собак ей не заколдовать! И нас тоже.

 

– Bас? Зачем? – изумилась Маша.

 

– Потому что мы бесовочки, а не ведьмочки. Чтоб превратиться в ведьму, надо быть ЗАКОЛДОВАННЫМ НА КОЛДОВСТВО. А нам на роду не написано. Мы попали в мамино СЛЕПОЕ ПЯТНО.

СТРАШНАЯ ПРАВДА

 

– А причём тут я? – сказала Маша. – Я тут нипричём!

 

– Как раз наоборот! – тройняшки обнаружили редкое терпение, посвящая Машу в тайны ведовства .– Вам, говорит мама-ведьма, на роду не написано. Но кому-то, говорит, написано на роду. Та, кому на роду написано, сама найдёт сюда дорогу и тогда я ЗАКОЛДУЮ ЕЁ НА КОЛДОВСТВО вместо вас. Лишь бы в косах у неё не было моркови. Ишь-ты, косы какие русые!

 

Маша поняла и похолодела:

 

– Я же заблудилась!

 

– Но сама нашла сюда дорогу!

 

– Я убегу!

 

– Карр! – гаркнул сверху ворон.

 

– Она не знает СТРАШНОЙ ПРАВДЫ! – и тройняшки опять заговорили наперебой:

 

– А помнишь, как зашипела мама-ведьма? А помнишь, как зашипело в подполье? А помнишь, как он запищал? А помнишь, как он замолчал?

 

– Да скажите же, наконец, что с ним стало? – закричала Маша.

 

– Там была гадюка! Ворон и гадюка – вот она, СТРАШНАЯ ПРАВДА! И ещё не вся!

 

И тут Маша горько разрыдалась.

КОШКА МУРА И СКВОРЕЦ

 

А в это самое время кошка Мура сидела на подоконике и грела хребет на солнце.

 

– Слыхали новость? – закричал сверху скворец. – Маша забрела к ведьме Чёрного Леса, и та хочет ЗАКОЛДОВАТЬ МАШУ НА КОЛДОВСТВО!

 

Не успел скворец досказать страшную новость, как кошка Мура уже сидела на суку и заглядывала в скворечник.

 

– Ты знаешь, кто я? – услыхал скворец и увидел перед собой страшные зелёные глаза и розовую пасть с острыми (ужас!) зубами.

 

– Вы госпожа Мура, Ваша Милость ! – пролепетал скворец.

 

– А за глаза ты говоришь, что я не милость, а чума!

 

– Ваша Милость, умоляю, съешьте меня, но пощадите птенчиков!

 

– Нужны мне твои горькие перья! Сию секунду ложись на крыло, и чтоб ещё через секунду дядь-Ваня с собаками знали, что случилось с Машей.

 

Кошка отпрянула, и скворец молнией метнулся в небо.

РАЗГОВОР С ВЕДЬМОЙ

 

– Всем закрыть рты и сидеть на месте! – раздался на поляне ведьмин голос

 

Маша и тройняшки так и застыли. Ведьма положила руку Маше на плечо, а тройняшек отправила жестом на дерево.

 

– Ну кого ты жалеешь больше, себя или мышонка? – спросила ведьма.

 

– Мне очень жалко мышонка! – сказала Маша.

 

– Вижу, не хочешь говорить прямо. Но скажи, разве ты

наказываешь Мурку за мышей? – спросила ведьма. Тяжко лежала на плече ведьмина рука!

 

– Нет, – призналась Маша.

 

– И я не накажу свою гадюку. Она оберегает мой дом от лиходеев. Теперь это твой дом тоже.

 

– Но вы же обещали отпустить! И даже проводить!

Я ведь всё равно без вас заблужусь!

 

– То было вчера! Вчера ты проспала, а сегодня тройняшки раскрыли тебе СТРАШНУЮ ПРАВДУ, – сказала ведьма.

 

– Дед с бабою наверное уже плачут! – сама чуть не расплакалась Маша.

 

– Ах, дед и баба! – сказала ведьма с досадой. – Да они не знают, когда вчера, а когда завтра. Завтра они о тебе и не вспомнят, а послезавтра забудут навсегда.

 

– Мама не забудет меня никогда! – воскликнула Маша. – Как узнает, что я пропала, так заплачет и умрёт с горя!

 

Ведьма невольно прянула в сторону. Маша вскочила и бросилась бежать.

В ЗАПАДНЕ

 

Ведьма поднялась на ноги. Ворон медленно снялся с дерева.

 

– Карр! – услышала Маша и увидела нацеленный вороний клюв, страшный как шпага.

 

– Не тронь! – завопили с дерева тройняшки. – Мы свернём тебе шею!

 

Ворон захлопал крыльями, а Маша во весь дух побежала на другой край поляны. Ворон был уже там: гаркнул, захлопал крыльями, и Маша повернула обратно.

 

Ведьма, сложив руки на груди, следила за всем недобрым взглядом. Маша бегала по поляне из конца в конец, всё больше выбиваясь из сил. Ворон летал над нею и хлопал крыльями прямо в глаза всякий раз, как Маша добегала до опушки. А тройняшки скакали с ветки на ветку, крича:

 

– Маша, не уходи! Не бросай нас!

 

Стоило ей остановиться, сознавала Маша, как свершится колдовство, и она перестанет быть девочкой и обратится в ведьму.

ДЯДЯ ВАНЯ!

 

– БУM! – раздался выстрел, резкий, громкий, близкий.

 

– БУМ!! – подбитый ворон свалился на папортник, как кепка.

 

– БУМ! БУМ! БУМ!

 

Из лесу выпрыгнул рыжий сеттер и с лаем бросилися к ведьме. Ведьма растопырила пальцы и вытянула обе руки, держа собаку на расстоянии.

 

– Дядя Ваня! – крикнула Маша и упала без сил.

 

На поляну выбежал дядя Ваня и бросился к лежащей Маше. Его фуражка сидела набекрень на огненно-рыжих кудрях. Дядя Ваня метнул взглядом обок, закинул ружьё за спину и подхватил Машу на руки.

 

Как будто опустился занавес. В один миг не стало ни ведьмы с тройняшками, ни избушки об одно окно. Всё изчезло из виду и даже из памяти – раз и навсегда!

СНОВА ДОМА

 

Поздно вечером Маша очнулась дома в своей собственной постели. Дед Афиноген сидел за столом под лампой, шелестя газетами. Баба Анна хлопотала у плиты: пахло кулебякой с капустой. Кошка Мура сидела на лавке и строго на всех глядела. А у двери стоял чёрный чемоданчик.

 

– Мама приехала! – прошептала Маша.

 

– Здравствуй, мышка моя! – наклонилась мама. – Попей тёпленького и давай спать снова.

 

Мама села в головах, взяла Машину руку в свою и тихонечко, скорей нытьём, чем голосом, запела колыбельную, Были слова колыбельной те же или не те, со сна не различить.

 

На закате дыма клок

Пастью щерится, как волк.

 

Солнце село – огнь в золе.

За оградой на ветле

 

Ворон ворогом сидит,

Глазом каменным глядит.

 

А у нас в печи огонь

Пляшет, будто царский конь.

 

Завивается дымок.

Запекается творог.

 

Мошка вьётся над мукой.

Мышь скребётся под доской.

 

“Дили-дон”,– гудят басы

в подотчётные часы.

 

Тики-так, тики-так,

Вот изюм, вот и мак.