НЕНАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК

НЕНАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК

1.

С революцией водка временно изчезла. Люди пошли на митинги. Максим Гвоздарёв мобилизовался добровольцем в Красную Армию и как высокосознательный пролетарий-сапожник и уроженец близкой сердцу Владимира Ильича Самары в конце концов попал истопником в Кремль.

 

Перед началом Гражданской войны Ленин с Троцким замыслили участие пленных чехов в революционном движении в Европе Но всё пришло в негодность, чехи подняли мятеж и двинулись на Галицию, а Юденич на Петроград.

 

Владимир Ильич мерил мелкими шажками Ивановскую площадь в Кремле. Он с юности привык мыслить на ходу. Он отлавливал очень спешивших ввиду кризиса большевистских вождей из тех, что носили пенсне:

 

— Что Вы думаете, Яков Михалыч, о лозунге текущего момента? Раздавим гидру контрреволюции генерала Юденича? Или: все силы на Восточный фронт?

 

Яков Михалыч освободил пуговицу и утёк в Орёл против непредусмотренного Лениным Деникина, разбил его и по возвращении в Москву слёг и умер. Многие вожди умирали в то время от сыпняка, испанки, недоедания и безмерного напряжения сил.

 

Остались без Михалыча.

 

— Что Вы думаете, Лев Боисыч? Стойте, не уходите, Лев Давыдыч!

 

Львы, будучи зятьями, имели привычку обедать в кремлёвской столовой сообща.

 

— Постой, Надюша, ты слышала вопрос? Какие у тебя соображения?

 

— Ты же знаешь, Володя Я ничуть не изменилась. Я доверяю твоему чутью безмерно. Всегда. Во всём.

 

— Ну зачем, зачем ты носишь пенсне, НАДЕНЬКА. Только вводишь людей в заблуждение. А, вот наш управдом Бонч-Бъуевич вышагивает. НАДЕНЬКА, ты куда-то шла? Так иди же!

 

2.

В феврале, в понедельник утром, пока Владимир Ильич проводил в Малом зале совещание Совнаркома, Максим Гвоздарёв торопился растопить печь-голландку в его служебном кабинете. Снаружи вьюжило и убивало тягу. Дело серьёзнейшее. Предшественник Максима (как того звали, Гроздырёв не обеспокоился узнать) однажды довёл дело до того, что Ленин от холода стал потирать руки. Ленин, сосредоточиваясь, переставал замечать сознанием наличие холода или отсутствие пищи. Однако потирание рук всегда связывалось у него с мыслями о злейших врагах революции. По ассоциации идей, в данном случае чисто механической, Ленин поднял трубку телефона и вызвал к себе Дзержинского.

 

Они обсудили поэтов-саботажников. Ленин опять потёр руки и лукаво кивнул на возившегося у вьюшки истопника (прежнего):

 

— Возится битый час. Чем не саботажник?

 

Феликс Эдмундович посмотрел на дело под иным углом:

 

— Возится, да. И ВСЁ ВРЕМЯ СЛУШАЕТ.

 

Секретность издавна составляла, не побоюсь каламбура, секрет успехов большевиков.

 

— Вам и карты в руки, — сказал Владимир Ильич.

 

Звонком вызвали наряд. Помертвевшего раньше времени истопника (прежнего) увели.

 

3.

Из-за отчаяния Максим достиг некоторой степени сообразительности. Достал из мусорной корзины пачку исписанных листов. Пламя побежало по свёрнутой в жгут бумаге, по шёлковой бересте, по лучинкам и щепочкам, отколотым от литерных, берёзовых кремлёвских дров. Максим надул щёки, округлил губы, наддал частым выдыхом, замахал ватником перед подувалом, пламя загудело, и вошёл Владимир Ильич. Он был озабочен:

 

— Придётся вернуться к прежним формулировкам.

 

Владимир Ильич стал гусем заглядывать в мусорную корзинку.

 

— Постойте, Гвоздаёф. Тут, когда я уходил, лежали, понимаете, листы, перечёркнутые наискось, но РАЗБОРЧИВЫЕ Целая рукопись. Вы что, СОЖГЛИ? Истопник, ВЫ СОЖГЛИ РУКОПИСЬ?

 

Максим опустился на колени, закрыл глаза ладонями, тыльной стороной к векам.

 

Ленин:

 

— Надо вспомнить, о чём. Хотя б название. Сиюмоментно. Нет, не вспомнить!

 

Максим слегка переместил ладони, чтоб наблюдать через щели между пальцами.

 

Ленин затопал ногами:

 

– Никак, ну никак, ну никак НЕ ВСПОМНИТЬ, НЕ ВСПОМНИТЬ, НЕ ВСПОМНИТЬ!

 

В помещении Совнаркома не было никого, кто б не услыхал криков Владимира Ильича. Его секретарь по ЦК тов.Сталин, обладавший гипнотическим даром успокаивать вождя, был на тот момент чёрт те где, иными словами, на Южном фронте, кроме него некому было вмешаться без роковых для себя последствий.

 

Перестали перестукиваться ундервуды. Прекратились чаепития, курение и согласовывание вопросов. О чуде молю Тя, Господи!

 

Максим лёг на пол и тихим тонким голосом заголосил:

 

— Владимир Ильич, на фронт меня, на чехов. Пластуном! Я их изничтожу!

 

Он пополз, как умел, вытирая пузом паркет. Ленин посмотрел на него, как серый волк из сумерек, и ясно произнёс:

 

— Угадали, Гвоздаёф! ПОЛЗУЧАЯ ТАКТИКА КОНТРРЕВОЛЮЦИИ. Спасибо.

 

Ленин потёр лоб.

 

— На восточный фронт, Гвоздаёф. У Бонч-Бъуевича возмёте открепление и с ним к Тъоцкому. Бегите чёрным ходом. Сюда наверняка идёт-торопится Феликс со товарищи.

 

4.

Максима Гвоздарёва чехи разделали под буженинку, так что он вернулся в Самару героем и полным инвалидом Гражданской войны. От ранений в спину у него отсохли ноги.

 

Чехи, народ рукодеятельный, сотворили две вещи, решившую в их пользу противостояние с Красной Армией и тов.Троцким. Одна тактическая новинка: ввести в качестве тактической единицы пары бронепоездов и поставить на них сдвоенные пулемётные расчёты.

 

Красная Армия состояла из войсковых частей двух категорий. В одной категории были собраны местные мобилизованные, не очень сознательные и потому не очень обученные кадры пехоты. К другой категори относились высокосознательные, обученные конные армии, составленные из красных казаков, но главным образом из пролетариев и матросов, севших на коня.

 

В наступление сначала вводились части первой категории. Враг огрызался главным образом с помощью пулемётов. В конце концов при достаточной концентрации пехоты вражеские пулемёты перегревались и захлёбывались. Тогда-то наступало время для конного броска красных. Пролетарии и матросы в конном строю успевали дорысить да захлебнувшихся вражеских пулемётов, спешиться и штыками подавить огневые точки белых.

 

Чехи догадались поставить по два бронепоезда на фланги свои составов, итого две пары пулемётов, обеспечивая кинжальное поражение атакующих. Пары работали поочерёдно и потому бесперебойно.

 

Когда-то в самом начале челночного движения чешских составов взад-впрёд по Транс-Сибирской магистрали одному красному командиру пришла в голову естественная и красивая идея разобрать пути и прекратить раз навсегда это двигательное безобразие. Чехи окружили ближайшую деревню, мужиков отправили чинить пути под оцеплением, а остальных жителей загнали в помещения, забили окна-двери и помещения подожгли. Мужики справились с работой замечательно скоро и даже успели некоторых своих спасти.

 

Железная дорога не работает без телеграфной связи. Урок был распространён и всеми усвоен. Такова была вторая тактическая новинка.

 

Максим Гвоздарёв попал под огонь фланговых пулемётов

 

5.

Гражданскую службу он начал управителем Отдела налогообложения живности при Губинспекции. За ним по утрам приезжала бричка, таким же макаром везли его после работы домой. Облагали налогом лошадей, скот крупный и мелкий, включая молодняк, кроликов, кур, уток, гусей, индеек, попугаев и певчих птиц в клетках и свежие птичьи яйца.

 

Водка в нём не удерживалась, выплёскиваясь из разных сквозных дыр раненного организма. После первых демостраций он этому делу дал окончательную отставку.

 

До революции, бывало как поддаст, так валит свою жену Фросю, то есть фактически каждый день. А детей не получилось.

 

— Революция всё превозможет! – сказал Максим, когда однополчане внесли его на шинели в комнату.

 

Через девять месяцев Фрося посмотрела на новорожденного сквозь мрак полусознания, улыбнулась ему и отошла.

 

До школы Лёша Гвоздарёв жил у бабки в деревне. В высоких лопухах за огородом он однажды вступил в драку с котом, ростом вполовину егосамого, когда тот нацелился закогтить цыплёнка. Зверь и почти людоед. Лёшина душа бесповоротно повернулась в сторону птичего писка, кудахтанья, чириканья, карканья, клёкота и разного рода свиста , называемого пением.

 

Однажды Гвоздарёв-отец принял на лапу. Один известный на птичьем рынке ханыга по прозвищу Империалист сколотил Лёшке ко дню рождения голубятню (пацану исполнялись круглые 10 лет) и подарил ему на развод дюжину сизых, белых, перламутровых и крапчатых голубей.

 

Ольга Ивановна, учительница, заходила к Гвоздарёвым.. Ольга Ивановна говаривала про Лёшу:

 

— Учится как учится. На днях спрашиваю его по географии, кто открыл Америку. Отвечает: человек. Спрашиваю, как звали того человека. Отвечает: забыл. Нет, говорит, вспомнил: Колун. Поставила “хорошо”. Чуть-чуть до “отлично” не дотянул.

 

(Колумб, Коломбо, Колон, Кулон, Колун – бес его знает, которое правильнее).

 

6.

Через пять лет пришёл новый участковый, из демобилизованных, голубятник, ети его в ребро, продай, де, того, а также эфтого. Через неделю Гвоздарёва-отца увезли на эмке как польско-панского шпиона. Думается, его, как полного инвалида, не умучили, есть же у людей жалость, он даже на допрос не мог идти самостоятельно. Снесли его, к примеру, в подвал:

 

— Тута ложись, добрый человек. Голову, милок, поверни вот так. Зажмурься и считай до десяти.

 

И отправили к Божьей Матери.

 

Лёха для дел пропитания стал выстаивать на птичьем рынке, мало-мало на хлеб хватало. Когда Лёхе исполнилось шестнадцать, день в день, с утра подъехала к дому эмка. Лёху взяли как японского шпиона. Голубей, однако, заначил Империалист, он де в оное время их не продал, а одолжил, и против Империалиста у участкового кишка оказалась тонка.

 

За исключением первоначальных и потому сырых впечатлений от ареста, допросов и приговора, весь срок лагерного заключения составляет как бы единственные многократно повторенные сутки. Не о чем говорить. Но говорят, однако. Поют.

 

Лёхин отрядный, бурят Баир Аюрзанов был на самом деле не бурят, а манжур Все тайные манжуры, по случаю или намерению служившие в уральских, сибирских и дальневосточных лагерях, входили в сеть японского шпионажа. Японцы – перфекционисты, поэтому они здорово затормозились на крутых спусках новейшей истории.

 

Отрядный сострадал зеку Лёхе Гвоздарёву благодаря молодости того, светлого характера и приговора Вызывает к себе:

 

— Ешь суп из миски, потом поговорим.

 

После супа:

 

— Вызывает тебя, к примеру, наш главный начальник, кто у нас теперь? – комбриг Берия, и говорит:

 

— Подвёл ты меня, Гвоздарёв, что стал японским шпионом, ха-ха, и отца своего подвёл, а главное, товарища Сталина подвёл. Подвёл отца? Отвечай, Гвоздарёв!

 

Лёха:

 

— Так точно, товарищ маршал!

 

— Правильно ответил, зека Гвоздарёв. Маршал. И знаешь, что тебе за это будет?

 

— Ну?

 

— Подковы гну! Назначит тебя товарищ маршал дневальным. Ступай.

 

И так далее.

 

С начала войны Лёха оказался на Чукотке на постройке и текущем ремонте одного из аэродромов, через которые американцы перекидывали для Советского Союза авиатехнику по лендлизу. Советский Союз потерял в первые недели войны всю свою боевую авиацию.

 

Солнце на Чукотке летом ходит низко, как на закате в Самаре. День не кончается, а едва-едва тускнеет. Лёха следил взглядом, как над сопками взлетали, делали учебные фигуры и садились малюсенькие и неслышные за расстоянием боевые машины. Нестерпимо вспомнились точечно-малые голуби в самарском вечернем мреющем небе.

 

В 1958-м Лёха, человек, не зашедший за годы, освободился. Его реабилитировали, а его дело анулировали, так как обнаружилось, что, сказавшись неграмотным, он вместо подписи пометил протоколы допросов не имевшим смысла восьмиконечным андреевским крестом.

 

Я много в жизни

Пел об отчизне,

Запала в душу одна из песен:

По неба проруби

Плывите голуби,

Мелькайте, как платок невестин.