Хельм 3

ИГРУШЕЧНЫЙ     ХЕЛЬМ

Хельм, ведь, такой странный город, что может быть и игрушечным. Строй его в любом месте – на столе, на полу, на крыше или прямо на перекрестке настоящих пыльных дорог – если ты строишь Хельм, так у тебя Хельм и получится!

Строй его из камешков, песка, веток, палок. Хочешь, построй из бумаги, картона, фанеры. Проведи в нем хельмский круг железной дороги, если у тебя найдутся остатки игрушечной немецкой дороги с тех времен, когда это не стоило бешеных денег. Пускай по нему бегает игрушечный Царский поезд. А надоест, так можно такое построить, что и чудо произойдет. Например: устроить над Хельмом бумажное небо, раскрасить его, укрепить на веревочках, а круг железной дороги перенести на крашеные небеса, – и вот уж бегает поезд над Хельмом, высоко, между ватными облаками. Разве это не чудо? А уж такая чудесная штука, как синий конь, вообще, каждому доступна. В синий цвет можно раскрасить любого игрушечного коня.

Так что сметливый мастер может так все устроить, что и крошечные деревянные мудрецы загалдят под картонным сводом вокзальчика, оставшегося без железной дороги. А заводной Человек-дворец будет то снимать с себя свой костюм, то одевать пока пружинка не размотается. Да и царский трон оборудовать крючком и пружинкой не так уж и сложно – брык, и севший на него человечек подпрыгнул до потолка, застрял на ватном облачке, да там и остался дожидаться Царского поезда. В общем, затеять такой дивный хельмский театр может человек с подходящим рычажком в голове.

А вот как придумать другой театр, чтобы все было до того просто, и чтобы безо всяких пружинок, моторчиков, веревок и занавесок. Разве что колокольчик. Но чтоб зритель рот раскрыл удивленно, да и не закрыл до конца действа, даже если действо это на самом деле будет бездейством. Ну, такое может сделать только тот, у кого в голове особая, не подвластная рычажкам, завитушка.

Но и это еще не предел возможностей того, что называется игрушечным миром. И подлинное мастерство – это когда откажешься даже от колокольчика. Нет ни города, ни облаков. Ничегошеньки нет. А просто лежит перед тобой такая незамысловатая штука, о которой и путного ничего не скажешь, и беспутного тоже. Что-то вроде кубика с намеком на шарик, пара, торчащих в разные стороны палочек, колечко, веревочка… В общем “трогательная” вещица от того, что хочется ее трогать. Вот такую вещь – почти что “невещь”, пожалуй, может создать тот, у кого в голове рычажок с завитушкой так странно сплетаются, что иногда из них получается нечто, похожее на небольшой шарик – прозрачный, с яркой точкой внутри.

Таким свойством точно обладал хельмский игрушечник, только где он теперь. Так что, если кроме него еще чья-либо голова решится на создание подобной штуковины, то в точности предсказать результат будет никак невозможно. Тем более, что соблазн повторить или, даже, размножить такую вещицу очень велик! В чьи руки она попадет, может быть в каждые и станет чем-то вроде расчески. И чему тогда верить, на что надеяться, о чем мечтать? Вокруг чего собираться мудрецам и прочим мыслителям, что хранить как зеницу ока.

Впрочем, было же время, когда игрушки Игрушечника обратились в горы вещей и заполонили собой весь Хельм, и могли уже перекинуться на весь мир, и, даже, занять собой всю вселенную. Но в мире кое-что и без нас предусмотрено. И осталось от того исторического нашествия то, что до поры лежало в прозрачном кубе. И это что-то теперь умчал на синем коне всадник. А что, если эта единственная, непонятная, таинственная, живая штука и Хельм, который мы любили и знали, пока она в нем жила – одно и то же. Скажем, Хельм –город, а эта штуковина – его сущность. И теперь Хельм остался без своей сущности. То есть, как бы пропал, но не утонул, не оставил своих жителей без домов и ворот, наоборот, – всего в Хельме только прибавилось, а просто стал жилым местом со старым названием.

Нет, нет, нет! Не может быть Хельм просто городом. Где ж тогда жить Царю и принцессе, если вдруг вернутся они. И откуда люди будут черпать мысли, идеи и все прочее, чтобы жить на просторах земли, не остывая. Ах! Немедленно отыскать этого всадника и отнять, или украсть, или сам пусть вернет. Или сделать все что угодно, но опять спасти Хельм от О-Б-Ы-К-Н-О-В-Е-Н-Н-О-С-Т-И.

И где же шляется этот Игрушечник в столь важный для его родного Хельма момент. Разыскать?! Или придумать заново? Или выдумать нескольких игрушечников и выбрать достойного? Пусть достойный сделает такую вещь, такую игрушку, такую необыкновенную штуку, чтобы даже картонный Хельм заговорил, как прежде, – человеческим голосом.

Хельм, ведь, такой город, что можно его начать из картона… Просто задумать его, поглядывая в потолок, и он, почти, сам собой начнется! Может тогда и штука для стеклянного куба появится, и будет такой же чудесной, как пропавшая – не ходи и найдешь.

 

 

…в одном старом и непонятном местечке, городке, в общем, где-то, был да жил мастер на все руки, ноги и плечи. Любую полезную вещь мог придумать и сделать: мебель, посуду, одежду и обувь,построить дом, корабль, машину. И всегда у него так ладно все получалось, на зависть другим, что один человек решил озадачить этого мастера, чтобы лишить его безупречной славы и доброго имени перед всеми. Скорее всего, этот человек сам ничегошеньки не умел сделать руками, но в голове у него происходило всякое – крутилось, вертелось, пока не застывало какой-нибудь странной мыслью. Стал он перебирать в голове все затеи известного мастера, да и обнаружил, что тот ни разу, ни одной игрушки не сделал. И вот придумал он заказать мастеру игрушку, да не простую, а чтоб была она интересна всем – от крошки до усталого старика. И чтобы взрослые, видя эту игрушку, забывали, что они не дети, а дети теряли бы всякий покой от того, что таковой у них нет. Должно быть, он хотел насолить не только мастеру, но и всем в округе. С этим он и явился к нему, да не один, а с несколькими приятелями, чтобы они всем разболтали о затее озорника. Ничего конкретного не заказал, а лишь сказал, что “игрушка” должна быть с такими-то свойствами. Побещал хорошо заплатить, если все выйдет, как надо. А иначе, мол, и не бывать у такого известного мастера. Заказал к какому-то сроку и ушел.

Ну, как водится в подобных историях, мастер должен задуматься. Он стал вспоминать все, что сделал, чем серьезно помог человечеству, и не приходилось ли ему в далекой молодости заниматься подобными пустяками. Он, конечно, не сразу понял, что заказик с подвохом. А вот дочка его, девушка стройная и красивая со странным именем Ани, все поняла сразу, но ничего отцу не сказала, а только предложила ему ненадолго отправиться в путешествие, и навестить нескольких игрушечных дел мастеров да посмотреть, что они делают.

Мастер не имел привычки покидать свой дом, даже ненадолго, но поскольку он никогда не отказывался от заказов, то не мог отказаться и от этого, а потому прислушался к словам дочери. Тем более, что на этот раз он, даже, не знал, с чего все начать. Они сели на поезд и отправились в соседний город, который славился своими богатыми музеями, в том числе и музеем игрушек. Там их встретила хозяйка музея, худая, высокая женщина с острыми чертами лица и резкими движениями. Быстро пройдя мимо витрин с разной, как показалось мастеру, игрушечной дребеденью, она провела их в свой тесненький кабинетик в надежде, что они порадуют ее чем-нибудь новеньким. Но Ани, опередив прямодушного отца, придумала, что они с отцом интересуются не игрушками, а лишь теми, кто их создает.

• Папа задумал написать картину, – нашлась она, – один из героев которой – человек, делающий игрушки – Игрушечник.
• Никогда такого слова неслышала,- удивилась директор,-

художник по игрушкам, конструктор, технолог – люди либо играют в игрушки, либо их производят. У нас, конечно, есть отдел авторской игрушки. Это куклы и объекты с элементами игры – в них должно что-то крутится, открываться, звенеть. Есть отдел игровой мебели, технической и военной игрушки. Вообще игрушка, как таковая, это обширное и малоразработанное направление. Здесь очень много возможностей для специалиста. А кого можно назвать игрушечником, я признаться, пока не понимаю.

Ани сама удивилась своей выдумке и пожала плечами, сказав, что они с отцом не прочь увидеть нескольких авторов “объектов”, но для начала они хотели бы на эти объекты взглянуть. Директор не была настроена вести нежданных гостей в музейный запасник, но все же решила кое-что показать и повела их в подсобное помещение, которое оказалось небольшим и было завалено свертками и коробками. Кое-что стояло на наспех сколоченных полках. Это были деревянные звери, большой самолет с пилотом и крыльями, прикрученными к корпусу с помощью больших дверных петель, чудной дом из накрахмаленных тканей с лампочкой внутри. В глубине поблескивал медью агрегат – нечто среднее между паровозом, кузнечиком и человеком, сидящим в ужасной неестественной позе. У стены напротив стеллажей стоял комод с сотней маленьких ящичков, в каждом из которых было то зеркало, то картинка, то стишок или рулончик со сказкой. Рядом с комодом висел большой неглубокий ящик, под стеклом которого было множество колес, крючков и прочих мелочей. Директор повернула несколько раз ключ и содержимое ящика пришло в движение: колеса стали вращать друг друга, крючки цепляли всякие мелочи, звонил колокольчик – жизнь вещей, зависящих от пружинки.

-Кончился завод, кончилась жизнь – произнесла хозяйка музея.

-Забавно,- улыбнулась Ани, а отец промолчал. Видно было, что эта штуковина ему не понравилась.

-А нельзя ли взглянуть вон на те пирамиды, попросил мастер после некоторой паузы.

Директор вытащила из-за пакета высокую пирамидку, вроде тех, что известны почти во всех сторонах света: кругляшки, насаженные на палочку, – от большого до малого с шариком на вершинке. Но в этой пирамидке был сохранен только принцип, а все детали на стержне были разнообразны по форме и напоминали – то архитектурные элементы, то куски камней, но были и кубики, и кругляшки, и шары. Пирамидка была выкрашена в глухие цвета и выглядела причудливой и таинственной. Видно было, что мастер заинтересовался ей. Он снял несколько верхних элементов и поменял их местами – пирамидка стала чуть другой. Ани взяла ее в руки. Поверхность пирамидки была бархатистой и приятной на ощупь.

-Ничего особенного – словно мимоходом, обранила директор, – они остались у меня после выставки, автор должен забрать их. Здесь еще его объект с катающимися шариками. Дети любят в него играть, а я больше это не хочу выставлять: слишком уж отвлекает от остальной экспозиции.

Ани попросила показать “объект” в действии. Он напоминал высокую башню с окошком на самой вершине. Директор вложила в окошко небольшой шарик, и он, где-то внутри, стал падать, задевая невидимые углы, потом вышел наружу и, неспеша, покатился по наклонным полочкам вниз, потом исчез в пестрое коробчатое основание и там, ударившись о несколько колен, радостно вышел по желобку наружу, задел звонкий колокольчик и остановился. Башня понравилась мастеру и он что-то записал в свой блокнот.

Зайдя за угол, Ани увидела большеголового деревянного карлика с высоким ажурным сооружением на голове. Оно изображало нечто вроде купола цирка: опиравшиеся на голову карлика тонкие рейки взмывали вверх, на натянутых между ними тросиках висели акробатики. Внезапно в груди карлика загорелся таинственный свет, а в голове что-то заурчало, застрекотало. Дернулся на тросике один аккробат, другой, третий. Заскрипела грустноватая музыка, и вот уже добрый десяток акробатиков пустился в воздушный пляс: кто-то кувыркается, кто-то подпрыгивает, кто-то подтягивается или поднимает другого с риском уронить с высоты. Это директор, увлекшись благодарными зрителями, незаметно включила электрический ток, подведенный к огромной игрушке, которая одна – целый театр.

-Эта вещь прибыла для выставки из-за границы. Такие вот штуки делает там некий мастер Тэд. Мы с трудом уговорили его привезти этот объект нам на короткое время. Пожалуй вы первые ее видите.- и тут она неожиданно сказала – вот. Решайте, кого можно назвать игрушечником. Уж не знаю, как понимать это – как насмешку или как определение мастерства.

• Я думаю, – ответила Ани, – что это имя, в котором все.
• В таком случае, я никогда ничего такого не слышала. А-а! Вот еще кое-что, – воскликнула хозяйка музея, и пригласила гостей вернуться в свой кабинетик.

Теперь Ани с отцом разглядели то, что было в маленькой комнатке вокруг письменного стола. Полки с книгами, каталоги, журналы, картотеки, несколько афиш о выставках и множество мелочей: фигурок, вещиц, очевидно подходивших под определение “игрушка”. В углах коробки, ваза с подвявшим цветком. Вобщем, ничего таинственного, необычного и чуточку волшебного, то есть такого, что должно окружать владельца подобного заведения.

 

 

 

 

 

 

 

 

Собственно, в Хельме он был очень известен, особенно, в те времена, когда его игрушки завораживали не только Хельм, но и попадали в остальной мир разными непростыми путями. И главной особенностью его странноватых игрушек было то, что они на какое-то время, а то и навсегда сохраняли свойства настоящих вещей, в то время как в самом Хельме небыло ничего постоянного. В те времена, знакомясь с игрушками, хельмучи постигали мир, окружавший Хельм. Они, будто, играли в мир, и мир отвечал им своим пониманием, взаимностью. Правда потом вещи с постоянными свойствами, в которые постепенно превращались игрушки, заполонили город так, что и по улицам пройти было никак невозможно. Но потом, затевая все новые и новые хитрости, он куда-то пропал. В Хельме его больше не видели. О причинах говорили разное, пока совсем его не забыли. Тогда-то он и стал настоящим человеком мира, поселяясь неизвестно где, а как только становился известным, тот час отправлялся жить в другое место. И где бы не жил он, кубики, шарики, палочки и прочая простейшая геометрия сопровождали его, окружали и заполняли все укромные уголки его жилища. Из них он создавал свои предметы, больше похожие на непредметы, потому что в окружающем человека мире такие штуковины не предполагались, разве что для родившихся крошек в виде погремушек – трогательных вещиц, приятных наощупь. Игрушечника не занимали светящиеся ящики, всякого рода моргалки, кнопки, прыгающие по экранам убийцы, звоны, грохоты, мелькающие суммы очков, звон настоящих и виртуальных монет.